Ценить старый засранный кучей закладок браузер начинаешь только после отката системы. Меня так больше всего напугало именно его отсутствие, а также одного-разъединственного текстового файла.
Пойду строить кирпичный склад для кирпичей. Не зря ж я их столько отложила.
А ещё неплохо бы найти, где в Опере авторизация браузера. А то в следующий раз точно сердце не выдержит. 14 ссылок на статьи для курсача потерять надо умудриться.
Я в восторге. Растекаюсь лужицей от умиления. Подёргигиваю ушами от восторга.
Шекспировский монолог в исполнении Бенедикта Кэмбербетча, сопровождённый кадрами из известнейших британских драм.
По-моему, лучшее видео ever.
Вот так оно обычно и происходит. Живёшь себе, никого не трогаешь, а тут возьми и случись какая-нибудь мелочь. И вот ты уже не живёшь, — ты замер и тихо-тихо ждёшь Мысль.
Один маленький зелёненький пост на сегодняшнем МП принёс в мою ночь эту мысль, мысль-понимание, мысль-осознание. Осознание того, КАК я выжила.
Лишь немногие приближённые ко мне люди помнят, как в день моего восемнадцатилетия из моей жизни исчезла Полина. Я считала её своей младшей сестрой. Говорила с ней каждый день, засиживаясь допоздна. Мы делились всем друг с другом: прошедшим днём, счастьем и обидами, пылью дорог, ощущениями радости или душевной боли. Но вот она есть, и вот её нет. «Я помогу тебе стать сильной», — говорила она. И сдержала обещание. В день моего рождения она исчезла. Праздник был испорчен.
Весь последующий год я зализывала раны на своём изрядно подтреснувшем сердчишке.
На свои следующие именины я получила поистине Королевский подарок. Другой, не менее дорогой мне человек, сказал: «Я никогда не солгу тебе». Подобно звуку ангельского голоса, сметающему с лица земли города, эта правда разнесла меня в хлам окончательно.
До самого лета не было и дня, чтобы я забыла хоть на секунду о своём сумасшедшем одиночестве и перестала плакать. Серьёзно.
Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что, видимо, в целях сохранения душевного здоровья, организм сам выбрал верный путь реабилитации. Последнее время меня дико штормит во всех направлениях: из бесплодных поисков работы в учёбу, оттуда в книги и рисование, затем в перевод и озвучку, рукоделие, и снова книги и рисование… Я не обманываюсь тем, что я якобы «разносторонняя», нет. Просто сублимация энергии во всё подряд стала моей стихией. Почему бы и вам не попробовать вкладывать душу во что-нибудь действительно интересное вместо ежедневного пощения жалобных вопросов плана «Что же мне делать, покинутой?».
Пожалуйста, очень вас прошу, не надо попугаями повторять про «не могу забыть» и «ах, какая трагедия». А то я найду базуку и пойду косить всех направо и налево.
Алюминь.
Субординация, а точнее, полная к ней нерасположенность, будет меня преследовать, пока я не окажусь по другую её сторону. Эх, не работать мне в офисе :D
Порой так бывает: в универе ещё держусь рамок общественного мнения, но видели бы вы нашу с куратором курсовой переписку =_= Даже мне уже опу припекает, ведь то, что я в конце каждого сообщения ставлю котячьи смайлы — меньшее из зол.
И мысль скоопиться в Торчлайт, прихватив Рэма и Сов(хорошо бы Рёха ещё, но ведь гхыр) поселилась в моей голове очень прочно, причём ещё когда я высказала идею использовать Торч как наглядный пример геймификации.
А всё благодаря мимолётным переключениям сознания с вежливой серой мышки на существо, способное «тыкать» преподавателю. Разум сам нашёл идеальный для него компромисс, позволяющий порой смотреть на меня, как на придурка.
Да и всё равно.
БУМ, гангстерита :D
Когда мне было три, мы с матерью однажды пошли в гости. Когда вышли, уже стемнело и похолодало. Прошли метров триста — у ребёнка из носу потекло. Тогда непредусмотрительная родительница затащила меня в магазин на погреться. В магазин игрушек. Ребёнка, у которого полторы куклы и сломанный полицейский Форд без пульта управления.
По мне теперешней и не скажешь, но я была дитём танка. Я никогда не ревела, никогда не залипала у витрин с вкусняшками(однажды таки залипла, но из научного интересу: что же там такого, что вызывает безудержный рёв у ровесников?). И тут я не стала клянчить. Просто стояла и гипнотизировала мелкого плюшевого далмата. Нельзя сказать, что игрушка была ах какой новой модели: на первый взгляд вообще казалось, что под тканевой «шкурой» у этого зверя деревянный остов. На ощупь, впрочем, казалось так же.
В общем, я стояла, смотрела на выкидыш постсоветской той-индустрии, и была в процессе ловления нирваны от того, что этот плюшевый Франкенштейн был… пятнистым. Я никогда не видела далматов до этого. Что-то внутри меня очень его хотело, и даже знало, что у нас есть те самые «лишние» деньги прямо сейчас, но я снаружи эту Хочуху сдерживала и стойко молчала.
В конце концов не выдержала продавец:
— Женщина, купите девочке игрушку.
— С *** бы? На всякую ерунду деньги тратить?
Меня попытались вывести из магазина, но на выходе я вывернулась и вернулась к плюше. В конце концов, спустя три раза, мать попыталась достучаться до меня:
— Я не буду покупать тебе её, потому что таких собак не бывает!
Продавец горестно покачала головой и вынула из-под прилавка такого же уродца, но «дворняжьего» окраса: коричневое тело и чёрные уши. Вокруг глаз — белые пятна. Внутренний педагог матери подал ей новую идею:
— Вот такую хочешь? — ткнула она пальцем в тряпичное убожество. Я честно помотала головой. Она победно улыбнулась. — А я бы купила.
Я задумчиво почесала морковку, вышитую прямо на пузе у моего вырви-глаз-оранжевого комбинезона.
— Покупай. 19:12:05
Когда мы вышли из магазина, я, прижимая собаку к оной морковке, договорила:
— Я всё равно буду представлять, что он пятнистый.
Кстати, с именем для пса тоже был эпик. Когда мы сели в трамвай, мамо спросило у меня:
— Как назовёшь собаку?
Я почесала макушку плюши вместо морковки на пузе.
— Франк.
Я уже говорила, что с пелёнок была достаточно умной и то, что меня не пускали к телику до 13ти лет, не значит, что я не узнала ещё в 3 года, кто есть Франкенштейн и чем именно он похож на это чудовище в моих руках.
Мать йумора не оценила(как всегда, впрочем), и предложила то, что изначально подразумевалось как то, что должен был предложить трёхлетний ребёнок. С тех пор при маме я звала монстра Шариком, а таща по двору на верёвочке — Франкенштейном.
Три раза за последние полгода я видела этот сон, но дважды забывала его. Он похож на многие другие и не похож одновременно. Как и большинство моих снов, он заканчивается прогулкой по изменённому городу. Как и большинство моих снов, он заполнен неуловимым чувством пустоты, которая не покидает меня весь новый день.
… Про небо в январе знаешь только ты,
Про мои сны знаешь столько...
Тихий настойчивый дождь барабанит по жестяным крышам, стучит в окна и двери, шлёпает по размокшей земле. Лагерь, за последние месяцы перестроенный в корне, изменился. Суетятся под мелким дождиком дети, громко смеясь и играя в догонялки вокруг меня. Изредка я одобряюще улыбаюсь им, вскользь глажу по макушке пробегающего мимо раскрасневшегося от азарта мальчишку, крепко прижимаю к себе тех, кто избрал меня «домиком» в догонялках.
Площадь лагеря за год сократилась, потому что плата за землю была убыточной для курирующего предприятия, а осенью и зимой, когда лагерь закрывался, так и вовсе разорительной. Теперь вместо постоянных кирпичных зданий у подножия невысокой горы стоят семь сезонных дач, в которых, честно говоря, бывает холодно даже летом. К счастью, систему отопления наши шефы тоже продумали, так что пока никто не заболел и даже не попросил дополнительного одеяла.
Теперь в наш лагерь не ездят малыши, потому как они и в комфортных условиях не справлялись с самообслуживанием, что уж тут говорить о полутуристической базе, практически кэмпинге, лагере в духе советских времён, где на улице всё: умывальники, игровая, столовая… Разве что туалеты оставили внутренние, из соображений безопасности: жилые этажи дач подняты высоко над землёй и ко входным дверям каждой теперь ведут высокие железные ступеньки, по которым детям сложно лишний раз ходить.
Кто-то в ужасе открестился от нашего лагеря, — я лично знаю несколько семей, навсегда зарекшихся привозить сюда детей. Но тем двумстам подросткам, что во всю резвятся сейчас под дождём, вообще всё равно, что в их лагере больше нет клуба и скалолазки, что в даче приходится убирать самим… Энтузиасты, патриоты лагеря, не иначе. Будущие вожатые.
Я снова улыбаюсь, глядя на промокшую ребятню, выжимающую на себе футболки. У нас давно идут дожди, приносят с собой меланхолию и ужасное настроение, а им хоть бы хны. Взглянув мельком на часы, отсылаю их в столовую. Так нельзя, конечно, но сейчас у меня нет сил сдвинуться с места.
Холодный дождь и главное событие дня пригвоздили меня к земле, обрекая на температуру и головную боль уже к вечеру.
Вот уж не знаю, почему детей так будоражит новость о том, что она уезжает. Мне б их воодушевлённость.
Я и сама не замечаю, как, понемногу ускоряясь, иду мимо административной дачи к воротам. Я не оглядываюсь, я кожей чувствую сочувственные взгляды коллег в спину.
Она уже не вернётся: три дня назад она защитила диплом и уже не студентка. Не будучи педагогом по специальности, она больше не сможет приехать сюда, ни в каком качестве. А благодаря «вполне логичной» администрации, решившей, что уже_не_студентке нельзя оставаться вожатой, она должна уехать за два дня до окончания смены.
Я опоздала. Подходя к главной площади, я только заметила, как дежурный охранник помогает ей вывезти огромный чемодан за ворота. Сделав только пару шагов, Камелия обернулась и подошла к уже запертой калитке.
— Ты знаешь, где я.
— Ты знаешь, я приеду.
А знали ли вы, что кованые узоры ворот в дождь оставляют на руках холодные капли и пятна ржавчины?
Иду по вечернему городу и вдруг вспоминаю отрывки из стихотворений Громыко. Навевает ночная панорама, навевает...
Проникнитесь и вы со мной:
… Ей отмерено время
Между светом и тьмою…
Непосильное бремя –
Оставаться собою,
Быть ни тем и ни этой
Но обоими сразу,
Ни живой, ни отпетой,
Лишь по сердца приказу
Поступать. Даже если
Разорвут его в клочья
Те, кто день славят песней
Те, кто шастают ночью.
Мало тех, кто поймут
Сумрак… Тех, кто поверят -
Он не враг, и ведут
В обе стороны двери...
…Кем — не знаю ответа -
Суждено ей когда-то
Стать? Весенним рассветом -
Или зимним закатом?
Оглядываюсь вокруг и всё больше хочется написать не одну курсовую, а две. Первую — ту, что уже запланирована, в вторую по психолингвистике, в частности об обучении иностранным языкам взрослых. Вторую — хотя бы для того, чтобы донести одну прописную истину до нашего ректората.
Ну не способен студент с нуля выучить язык, если в расписании — три пары в неделю, причём все три в пятницу. Как бы много ни задавали на дом, всё бесполезно: сами мы ничего путного не наповторяем, если на неделе нам не объяснят уже пройденное ещё несколько раз. Познавательные способности уже не те, не можем мы за день на всю будущую жизнь уложить в голове отличия imparfait от passè composè. Мы и за месяц постоянных упражнений вряд ли поймём. А ведь половина группыоба языка с нуля учит. Отсюда и дикие ляпы.
001: Итак, какие фразы вы выделили в тексте?
002: ...stay a plate
001, 000: ШТО?!
002: Stay a plate.
001: Причём здесь тарелка, статья об образовании!
000: Она имеет ввиду «stay up late» =_=
001: Следующее выражение...
000: О лисе.
001: ???
000: Ой, простите, au lycée.
Сегодня та самая переломная ночь, когда мой организм сдался и махнул на хозяйку рукой со словами «Да можешь вообще не спать, убогая!».Для сведущих — Санька опять взяла верх. И вот я здесь в первом часу ночи, убиваю время до того, как ванна наполнится, и вдруг хочу поговорить о том, о чём в более адекватном состоянии говорить бы не стала.
Что для вас религия? Какое место она занимает в вашем рейтинге моральных устоев? На что вы готовы ради своей веры? Это не просто риторика, я действительно хочу знать. Спросите, с чего бы?
«Извините, у вас рубля не найдётся? Мы на церковь собираем...» Ко мне осторожно подошла женщина с пакетом из-под молока, наполовину заполненным монетами. В первый момент меня изнутри царапнул коготок «долга совести» родом из детства, как бы говоря, что не дать на церковь — великий грех. Всё-таки услышанное во младенчестве неискоренимо. Спустя долю секунды разум применил свой коронный хук справа, отправляя доверчивость в логический нокаут.
Я искренне прошу прощения у верующих МП, но все эти сборы — развод чистой воды. Церковь в России живёт за счёт сельского хозяйства, изредка при этом финансируемая государством. Поверьте, ей хватает.
Кроме того, однажды, года три назад, один именитый московский юрист, выступая по ТВ, вскользь упомянул, что собирать пожертвования «на храм» не только неэтично, но и практически вне закона. Я это про «официальные» «копилки», выставляемые в церквях и религиозных магазинчиках. Про таких, как вышеупомянутая сердобольная доброволица, я вообще молчу. Если она действительно всей душой хочет совершить благое дело — это полбеды, но в 90% случаев это всего лишь люди, этим самым благим делом нещадно прикрывающиеся, так сказать, ещё одно течение криминального попрошайничества.
Мне не жалко рубля. Даже десять не жалко. При условии, что я знаю: никто не положит их в свой карман, а честно пустит по назначению.
Я не верю в добрых самаритян, с чистыми помыслами тратящих своё рабочее дневное время на пользу морали и общества, даже мой альтруизм не настолько больной. Я не верю в русскую церковь, она перестала быть благой ещё во времена патриарха Никона, если не раньше. Я не верю в «дедушку на облачке». Я верю в карму и Высшие Силы, в сущности из чистой энергии и конечность Вселенной.
А если я не права… Что ж, без моего рубля российская церковь не обеднеет.
